«С очередной любовью», — подумала про себя Сима, но как-то без укола ревности, будто о незнакомом человеке. Другая женщина бы переживала, вспоминала, а она почти без перерыва — всего через месяц — привела в дом Сумятина.
— Я спросил, почему папа к нам не приходит, а он сказал, что ты долго не переживала.
Вот гад! Еще и сына настроит против нее. Как будто Серафима должна была несколько лет после развода лить слезы и седеть от горя, в то время как его прекрасный папочка переживал очередную любовь.
Странно, Кирилл с ней об уходе отца почти не говорил, и Сима думала, что ребенок вовсе не страдает от развода родителей.
— Ты хотел бы, чтобы он вернулся? — спросила она.
— Хотел бы. Ему там плохо. Он сказал мне: «Сынок, лучше твоей мамы женщины нет».
Она даже растерялась. Ей донесли — люди любят сообщать друг другу плохие вести, что ее третий — Артем — неплохо устроился. «Живет с какой-то врачихой в ее шикарном доме. Сима пожелала ему счастливой жизни и постаралась выбросить все это из головы. Но не тут-то было. А ведь прошел уже целый год…
— Тебе Володя не нравится?
— Нравится, — мудро ответил ее ребенок, — но ведь папа родной.
Она задумалась: хотелось бы ей вернуть мужа? Но все ее подсознание вздыбилось: ни за что! Опять бессонные ночи в ожидании беспутного муженька, ощущение непрочности жизни с ним. Нет, женщина, особенно с тремя детьми, должна иметь хоть какую-то стабильность, какую-то уверенность в завтрашнем дне.
— Ты мог бы ходить с папой куда-нибудь. Ну, там, в зоопарк или в развлекательный центр.
— Папа говорит, что ему некогда, — вздохнул Кирилл.
Горбатого могила исправит. Папе некогда, потому что он на охоте, стреляет очередную дичь. А к Симе он бы, пожалуй, вернулся только потому, что она никогда не закатывала ему скандалы, делала вид, что верит всем его объяснениям, где он задержался или почему не пришел ночевать. Терпела, пока терпелось, а потом враз выгнала, и все!
— Я купила тебе путевку — на осенних каникулах поедешь в Санкт-Петербург, — напомнила она.
— А, там все будут ходить толпой, и учительница все время будет нас пересчитывать, — махнул он рукой.
— А как же ты хотел? Ведь ей и сдавать вас надо будет по счету, — пошутила Сима. — Зато на Новый год мы всей семьей поедем в Лаго-Наки, и ты сможешь покататься на лыжах.
Она давно не ездила никуда всей семьей. Но на этот раз, как говорится, кровь из носа, а свое обещание выполнит!
Кажется, эта перспектива примирила сына с действительностью.
Володька вернулся домой в половине одиннадцатого, а Серафима, не дождавшись его, заснула. Хотя могла бы дождаться и поинтересоваться, как там у них с Михаилом все прошло.
Ее гражданский муж осторожно прилег с края, но все не мог заснуть от возбуждения и ворочался, как тюлень на лежбище, так что в конце концов Сима спросонья прикрикнула на него:
— Ну чего тебе неймется?
— Слу-ушай, — зачастил он, — а как ты догадалась, что такая стрижка ему не идет?
— А как ты не догадался об этом?
— Привык, наверное, — решил Володька, — глаз замылился. Получился совсем другой человек. Я боялся, что Константин может все испортить. Мало ли. Все-таки мы пришли к нему в конце рабочего дня, он устал, но нет…
— Талант не пропьешь! — с усмешкой подсказала Сима.
— Думаешь, он тоже пьет? — удивился Сумятин, насмешив Симу своим «тоже».
— Это я пошутила, — сказала она, засыпая. — И ты спи, об остальном — завтра.
Чего это она сегодня так устала? От советов, что ли? Или от ответственности?
Володька еле дождался утра, чтобы получить ответы на свои вопросы. А Серафима, которая прежде просыпалась даже раньше всех, теперь спала столько, сколько спалось.
— Сим, — стал ныть он, — ну сколько можно спать? У тебя же времени куча, днем выспишься.
— Хорошо, — согласилась она, открывая глаза, — чего тебе нужно?
— Узнать, как ты это делаешь.
— Что — это? — поинтересовалась она совсем не сонным голосом, потому что проснулась некоторое время спустя и наблюдала за метаниями Володьки из-под прикрытых ресниц.
— Я насчет Мишки. Никто ему никогда не говорил: смени прическу. Одна ты. Он полчаса нудел: как она догадалась, что мне нужно это сделать? Я говорю: такая вот она у меня талантливая.
Отчего-то ее резануло это «у меня», хотя она почти год жила с Володькой и он вполне мог так считать. И про Мишу — нудел! Что Сумятина в этом раздражает? Ревнует, что ли? Или удивляется тому, что Серафима предстает перед ним какой-то иной, не той, что он знал прежде?
— Но все-таки ему понравилось?
— Ты Мишку не знаешь! На такие вопросы он никогда сразу не отвечает. Сказал только: мне к этому еще надо прицыкнуть… Потом. А вначале, по-моему, он испытал шок, и все трогал свои волосы, пытался их пригладить, пока Константин на него не прикрикнул.
— Константин — прикрикнул? — удивилась Сима; она не представляла, что мастер мог на кого-нибудь прикрикнуть, такой он всегда был вежливый и предупредительный.
— «Грязными руками не хватайся за волосы!» — передразнил парикмахера Володька. — Откуда у него руки грязные, у Мишки-то, он такой чистюля!
— Значит, Михаилу все-таки не понравилось?
— Я же тебе рассказываю. Он все смотрел и смотрел на себя, как будто не верил собственным глазам. И взгляд его при этом был какой-то очумелый.
— Это плохо. Шоковая терапия не каждому подходит.
Сима подползла к краю кровати и осторожно шевельнула ногой в гипсе. Та отозвалась болью, но уже какой-то приглушенной.