Фея с улицы Иркутской дивизии - Страница 24


К оглавлению

24

— Мне обидеться?

— Нет! — крикнул он, выскакивая из комнаты, и уже из-за двери сказал ей, видимо, успокоившись: — Я на связи. Звони, если что понадобится.

Фактически злиться ему было не на что. Знал, что у нее острый язычок. Да и все разговоры о Михаиле так, чтобы его позлить. Что за женщина!

Когда все разошлись, — Сима слышала, как младшенький хлопнул холодильником — допивает фанту сестры, она некоторое время лежала в постели, пытаясь заснуть, но ничего не вышло.

Она поднялась и пропрыгала к окну, чтобы посмотреть, как Кирилл закрывает в вольере Айбека, а потом замыкает калитку. Но она увидела, как сын впускает во двор знакомую женщину. В гости к ней опять пришла Татьяна.

Повезло ей. Последний из уходивших — им оказался Кирилл, никогда в школу не торопящийся, — не только открыл ей калитку, но и держал за ошейник собаку, пока гостья не зашла в дом.

В раскрытое окно Сима слышала, как он пугает Татьяну:

— Мне некогда привязывать Айбека, тетя Таня, придется вам у нас пожить.

— Подумаешь! — фыркнула Татьяна, тем не менее поспешно проскальзывая в дверь. — Назарова! — закричала она, поднимаясь по лестнице.

«Напилась, что ли?» — подумала Сима, отыскивая взглядом костыль. Странно, что до того два года о Серафиме не вспоминала, а тут вдруг зачастила.

Гостья зашла в комнату и торжественно выставила на прикроватную тумбочку набор косметики. Недешевый, как знала Сима.

— День рождения у меня через три месяца, — напомнила она.

— Это благодарность, — уточнила Татьяна.

— Какая благодарность? За что?!

— За дельный совет.

— Но я ничего тебе не советовала.

— А к своей тезке кто меня посылал?

— К тезке?

Что-то у нее с памятью: она и думать забыла о бабушке Серафиме, которую и так всерьез не принимала. Но кому-то, выходит, помогло.

— А что она тебе наколдовала? — осторожно поинтересовалась Сима; она все еще боялась, что на самом деле Таня на нее обиделась и сейчас таким образом обиду высказывает. Чтобы Серафиме стыдно стало.

— Не наколдовала, а объяснила.

Татьяна взглянула на нее даже снисходительно.

— И я в самом деле подумала: чего дурью маюсь? Умница, красавица, талант, и вдруг комплекс неполноценности. Да эти мужики должны быть счастливы, что такая женщина на них внимание обратила!

— На кого — на них?

— Взять хотя бы того же Комарова. Сколько он у меня крови выпил! А бабушка мне объяснила: это все от того, что он меня любит, но так как не может быть со мной рядом — все-таки женат, — потому он меня ревнует, и мучает, и сам мучается.

Сима помнила историю с Комаровым — она длилась у Татьяны года четыре. Мужчина он был себе на уме, порой Таньку откровенно использовал и позволял себе разговаривать с ней грубо, нисколько не щадя ее чувств, так что частенько Татьяна рыдала на плече подвернувшейся под руку подруги. То, что Комаров может от чего-то там мучиться, было сказкой.

Но вот же бабушка Серафима сделала так, что Таня перестала видеть мир в привычном свете. Палец о палец не ударив для того, чтобы изменить внешность, фигуру и вообще поработать над собой, она успокоила мучащуюся Татьяну тем, что надо любить себя, и в этом все дело. Вся причина ее неудач с мужчинами в этом, в нелюбви к себе.

Теперь она, обновленная, станет рассказывать себе сказки о том, чего нет. Такой приятный самообман: посмотреть на проблему с другого конца бинокля.

— Давай мы с тобой выпьем, — между тем продолжала говорить Татьяна, доставая из сумки небольшую бутылочку коньяка. — За мое духовное возрождение.

— А насчет того, чтобы похудеть, например, эта бабушка ничего не говорила?

— А зачем, у меня и так все в порядке.

В таком свете то, чем сейчас пытается заняться Серафима, ничего не стоит. Она почувствовала себя человеком, который до сего времени шел по дороге совсем в другую сторону от того места, куда хотел дойти.

Ничего у нее не получится: ни с Верой, ни с Михаилом. Она нисколько не удивится, если вот сейчас позвонит Володька и скажет: «Мишка отказался покупать то, что ты сказала. Категорически».

А Вера опять придет в своей до пят юбке, с теми же тусклыми волосами и заявит что-нибудь вроде: «Знаешь что, Назарова, не умеешь, не берись».

И в эту минуту зазвонил телефон.

— Сима, Сим, ты дома? Фу, что я говорю! А ничего, если мы с Мишкой сейчас к нам заедем, как бы на обед? Я ничего тебе не буду говорить, сама увидишь! Я, например, фигею.

— Поставить разогревать твой борщ? — осторожно поинтересовалась Сима.

— Ага, поставь, он же его так и не попробовал. Между прочим, Мишка сказал, будто завидует тому, как мы с тобой живем… Да подожди ты! Трубку у меня пытается вырвать. Ладно, не буду ничего ей говорить, сам скажешь. Между прочим, он прав, мы и в самом деле с тобой отлично живем!

Володька сказал это с нажимом, мол, вот другие люди нам завидуют, а ты не ценишь.

— Кто звонил? Твой Володя? — Татьяна обратила взгляд на ее обеспокоенное лицо. — Что он сказал?

— Сейчас он придет домой, с другом, а у нас, кроме борща, кажется, ничего нет… Вообще-то я забыла, вчера он со своим другом принес целый пакет с продуктами. Но наверное, это же полуфабрикаты…

— Нашла о чем беспокоиться, — сразу оживилась Таня. — Я сделаю салат и яичницу с помидорами.

— Но я не знаю, есть ли помидоры.

— У меня с собой есть, я же домой шла.

— А как же ты?

— Еще раз зайду в магазин, я все равно домой хожу мимо него.

Она помогла Симе доковылять до кухни, но ножа в руки не дала, как та ни просила.

24