Фея с улицы Иркутской дивизии - Страница 39

— Садитесь с нами обедать, Серафима Евгеньевна, — всегда приглашали ее рабочие, когда она в обед невзначай проходила мимо.

— Приятного аппетита, — говорила она. — Спасибо, меня ждут.

Чаще всего ее никто не ждал, но Серафима была уверена: последнее, что она сделает, так это сядет с ними обедать за стол, в который превращены станины двух неработающих станков и где посреди него бесстыдно красуется бутылка водки — символ анархии на производстве.

Водка была, кроме всего прочего, вызовом, который она не приняла. Сделала вид, что ее не замечает, и таким образом сразу проиграла поединок.

Директор его тоже проиграл, но он был, что называется, по другую сторону баррикады. А точнее, он сидел на троне вверху, а внизу шевелилось производство, которое Серафиме предлагалось возглавлять. Директор был хозяином и имел право в конце концов разозлиться и повыгонять всех к чертовой матери, пусть даже себе в ущерб. Это грозило потерей работы — они все здесь неплохо получали. А он закрывал глаза даже на то, что в рабочее время токари, слесари, фрезеровщики делали так называемые шабашки. То есть выполняли заказы, деньги от которых клали себе в карман. Причем не всегда из материала заказчика. А из металла, который привозил на завод сам директор. Он давал им заработать. Наверняка считал это естественной убылью, как былую усушку и утруску советских времен.

А что могла дать Сима? Вот именно, проходить мимо рабочих, пряча глаза. Директор не позволил бы ей уволить такого, к примеру, уникального специалиста, как Петрович. Тогда почему он позволил сделать это главному инженеру?

Потому, что Иван Матвеевич знает, чем это обернется, но все равно не боится. Это уверенный в себе человек. Он не страшится того, что рабочие как-то не так о нем подумают. Например, скажут, что он перед хозяином выслуживается. Ничего подобного. Они знают: то, что требует главный, справедливо. Так положено.

А хозяин… Что ж, он дорожит хорошими работниками. Их, не то что в прежнее время, остается все меньше. Но и с другой стороны, нельзя же в самом деле наглеть, а они, если честно сказать, и вовсе распустились! Петрович вон тоже думал, что незаменимый. Выходит, зря думал…

А на следующий день на заводе появились наладчики.

— Японцы, японцы, — переговаривались между собой рабочие, посматривая на двух небольшого роста мужчин явно азиатской внешности в аккуратных комбинезонах с яркими бэйджами, украшенными иероглифами.

Наладчики суетились возле станка, который, насколько Серафима знала, уже два года стоял в цеху без движения.

— Это такой станок! — восхищенно цокал языком Вадим Николаевич, устраивая экскурсию к станку всякому, кто поступал работать на завод. — Он все может. Если его запустить, половину рабочих можно уволить.

То ли кто-то из рабочих и в самом деле поверил в то, что может попасть под сокращение, то ли специалисты не хотели терпеть рядом конкурента, пусть и неодушевленного, но, в отличие от мастеров своего дела, совершенно непьющего, а только станок так и не запустили в работу. Видимо, думали, а вдруг освоит какой-нибудь сопляк-пэтэушник программу и начнет клепать деталь за деталью. Тут-то Петрович и иже с ним вообще больше не понадобятся!

Как посмеивалась Серафима, кто-то шибко умный нажал на пупочку, дернул за кувылдочку, и станок умер, не успев родиться.

— Полмиллиона долларов! — убивался директор. — Пятьсот с лихом тысяч баксов коту под хвост!

Были вызваны специалисты-ремонтники с одного из засекреченных заводов, но «умельцы» то ли слишком хорошо что-то нажали, то ли не слишком разбирались в японской технике, а починить станок так и не смогли.

И вот теперь Иван Матвеевич, новый главный инженер, нашел где-то японцев… Он что, не знает, сколько за их работу придется заплатить? Главное, что и ребятишки из профессионального лицея — как напророчил кто-то — тоже терлись возле японцев и даже пытались говорить с ними… на английском! Неужели так изменилась жизнь, что молодые люди со средним профессиональным образованием могут «спикать»? А Серафиме рассказывали, что выходцы из училищ все сплошь одноклеточные. В том смысле, что не о каких языках, кроме матерного, и слыхом не слышали.

— Чего это вы за станок взялись? — не могла не поинтересоваться Сима.

— Это к вопросу об изыскании внутренних резервов, — пошутил главный. — Вы же не думали, что у нас с вами их нет?

«У нас с вами»! Подсластил пилюлю.

— А откуда у вас деньги? — на всякий случай поинтересовалась Серафима у своего коллеги, когда в очереди в столовую стояла перед главным инженером. Собственно, он ее пропустил, когда заметил, что она становится в хвост.

Сказал громко, на весь зал:

— Серафима Евгеньевна, идите сюда, я вам занял очередь.

Никто, понятное дело, и пикнуть не посмел, а Серафима тоже не стала отказываться. Дают — бери. Хотя обычно не пользовалась своим служебным положением. Или служебное положение здесь было ни при чем?

Во всех действиях главного инженера она пыталась разглядеть подвох. Хотя зачем бы ему это понадобилось? Ему вовсе не нужно было ее подсиживать, он и так был главный.

Странно вообще вела себя госпожа Назарова. Была тихая как мышка. Никто бы из сослуживцев не поверил, что дома это властная хозяйка, которая легко берет бразды правления в свои руки. И строит своих мужей по ранжиру. Одного за другим…

Здесь, на заводе, ее словно кто-то подменял. Она становилась неуверенной в себе, и не только дети, даже ее подруги вряд ли признали бы в этой тихоне свою решительную подругу.